Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

(Болезнь?)

...Мы ставим «оберегающие» скобки и знак вопроса не главе даже, но очень важной для нас теме. Медицинскими свидетельствами о наследственном недуге семьи Репиных мы не располагаем. Но есть много свидетельств иных.

Мы помним, он всем казался разным: простым, хитрым, щедрым, скупым, скромным, несдержанным, чу́дным и чудным...

Словом, он казался всем, но был для всех — никто, инкогнито.

Страшная нервность и вспыльчивость, так осложнявшая, по многим воспоминаниям, его отношения с близкими, оправдывалась окружающими лишь его огромным талантом и детским прямодушием. Он сбегал от непонятной ему самому, осложнявшей ему жизнь и беспокоившей его друзей непонятной «болезни» в свои многолетние картины. Спасаясь там, в возлюбленных «очарованиях» мира? И отчего-то не просто весело, но, кажется, с радостью, роднил себя с гоголевским Поприщиным. Часто, слишком часто, гениально и беспощадно рисуя его, будто повторяя себя. И речь Репина, в особенности эпистолярная (и именно тогда, когда он писал не о живописи и не друзьям, а «отмахивался» от слишком тесно окружающей жизни, суеты сует), была иной, раз как будто прямым продолжением «Записок сумасшедшего»...

Что-то в их роду шло не так. И дети... «Старшие дочери больны, все больны!» — с грустью писал он своему другу Д.И. Яворницкому. — ...Вот повесть «За чужий грих» — все мы несём уплату за чужий, а може, за свий грих»1. И будто бы однажды медицинское светило, академик, князь Иван Романович Тарханов, гостя в Пенатах, обратил своё профессиональное внимание на висевший на стене портрет молодого человека: «Типичный портрет клинического идиота, — кто это?» — «Мой сын Юрий», — совершенно не обижаясь, отвечал Репин»* 2.

Дети были его пожизненный крест. Но Репин поразительно терпеливо, не ропща, — можно ли сказать: легко и нежно? — но я скажу так, — нёс его до последнего дня. Портреты его дочерей («Осенний букет», «Стрекоза», «На солнце», «Портрет Нади Репиной»), — лучшие портреты дочерей в мировой живописи, но не по красоте моделей или по мастерству и изяществу кисти. В них другое: очевидная правда душевного недуга в их лицах побеждена абсолютной отцовской любовью. И преобразована ею даже не в категорию красоты, как бывает в парадных портретах, а в категорию «некрасоты ненаглядной».

Мы позволили себе обозначить эту крайне деликатную тему в биографии Репина только потому, что она, возможно, и крайне субъективная, — вдруг окажется важна для будущего, бережного и объективного толкования его творчества.

Это, безусловно, задача специалистов — психологов, психиатров, генетиков: проследить, как, в каких формах или невидимых неспециалисту деталях проявляется в творчестве, в плодах творчества, тот или иной душевный надлом или болезнь. В частности, интересно было бы узнать, чем специалисты могли бы объяснить крайнюю «экзальтированность взгляда» у столь многих репинских персонажей — душевным «непокоем» художника? или нравственным недугом его эпохи? (Кстати, одним из терминов дореволюционной психиатрии было «социальное умопомешательство»).

Молодой Репин почти никогда не говорил о болезнях. Иногда лишь, редко-редко, в его письмах среди многочисленных авторских жизнеутверждающих восклицательных знаков и свободолюбивых тире встречаются указующие «дефисы» — короткие стежки невольных и неохотных жалоб на здоровье: «Я нездоров...», «Здоровье моё не очень...», «Сегодня даже не досмотрел выставки, нехорошо сделалось...», «Я почти совершенно здоров...» и т. п., и т. п.

Лишь один раз он сказал чуть больше. В 1877 году. Репину только 33 года. Он в отчаянии пишет В. Стасову: «...Да, я болен, болен и болен... В то время как голова горит от чудеснейших мыслей, в то время как сердце так горячо любит весь мир, с таким жаром обнимает всё окружающее, тело моё слабеет, подкашиваются ноги, бессильно опускаются руки... остаётся только плакать... И несть спасающего!!! Никто не даст мне крепкого тела, и не могу я переместить туда своей души»3.

Друзья беспокоятся. Антокольский пишет Стасову: «Боткин заверял меня, что здоровье Репина совершенно удовлетворительно, и никаких опасностей нет у него, а было только простое расстройство нервов...»4.

Крамской пишет Репину: «Я решительно не понимаю рода Вашей болезни, а что Вы больны — это слишком ясно. Но что же это с Вами? Неужели это расстройство надо отнести только к нервам, которые страшно потрясены у людей, любящих искусство и одарённых к нему талантом?»5.

Доктора же велят Репину купаться.

Репин, мы знаем, победил, «обуздал», побеждая и обуздывая всю жизнь и всякий час свой недут (или болезненно страстный, взрывной темперамент). Победил работой. Следуя назначенному: «Восходит солнце... Выходит человек на дело своё и на работу свою до вечера» (Пс. 103:22, 23). «Единственное спасение — работа», — твердил он ежедневно, как Отче наш, себе и каждому. Невидимая глазу генетическая «неисправность» чудесным образом запустила perpetuum mobile художника. И, возможно, благодаря — именно благодаря! — болезни, Репин до глубокой старости сохранял необъяснимую для окружающих (но как раз объяснимую гипертонусом его нервной системы) мощную работоспособность. Ему периодически отказывала изработанная правая рука. Он выучился писать левой, а палитру, вырезанную «круглой скамеечкой», вешал на пояс. И дом в его Пенатах был насквозь исстукан, исчёркан, обзвучен вечным топотком его упрямых старых ног перед огромными полотнами: вперёд — мазок! назад — взгляд! Вперёд-назад-вперёд-назад... до отчаяния, до обмороков...

Примечания

*. Это часто публикуемая, в разных, правда, вариантах история. В дневниках Чуковского эта сцена (со слов скульптора Гинцбурга) описана так: «Когда-то Репин написал портрет своего сына Юрия (с чубом). Пришёл к Репину академик Тарханов и говорит: «Великолепный портрет! Я как физиолог скажу Вам, что Вы представили здесь клинически-верный тип дегенерата... Ручаюсь вам, что и его родители тоже были дегенераты»6.

Эти строки написаны Чуковским в августе 1925 года. Он совсем недавно, всего два месяца как вернулся из Куоккалы, тогда уже Финляндии, где очень уговаривал Репина возвратиться в Россию.

Репин сомневался, опасался, — не решился. И уже из Петербурга Чуковский восхищённо описывает Репину его юбилейную выставку в Русском музее (открытие 30 мая 1925 г., к 80-летию художника, 340 картин!) — Слова, слова, слова! — чрезмерно, как о чужом. Репин в ответ обнимает, благодарит, благодарит, восхищён описанием «великолепного торжества посредственного художника». Сухой лёд любезностей. Они совсем чужие, это ясно.

И всего лишь два месяца спустя после восторженных эпистолярных признаний в любви — запись о «родителях-дегенератах». А ведь теперь Чуковский уже полюблен читателем, детским и взрослым, самостен в творчестве. Уже написан «Мойдодыр» и «Мухина свадьба» («Муха-Цокотуха»), на пороге «Федорино горе». Слава и народная любовь бегут впереди него... А он всё не может «освободиться» от Репина и с удовольствием повторяет ему слова Гинцбурга, быть может, ища и находя в них для себя оправдание. В нелюбви. И слышится — дальним эхом — смиренный отклик Репина на переданные ему когда-то Чуковским оскорбительные слова Победоносцева о нём и его «Иване Грозном»: «Строки Победоносцева (и, добавим, Гинцбурга) и выписывать не стоило».

1. Репин И. Избранные письма. В 2 т. — М., 1969. — Т. 2. — С. 251.

2. К сожалению, потерялась ссылка на эту цитату в моём архиве. Однако полагаю, что этот часто повторяемый в рассказах о Репине эпизод, не более чем бродячий анекдот в ряду многих и многих о художнике. Достоверных свидетельств современников в открытых источниках мне найти не удалось, — словом, «был ли мальчик-то»?..

3. Репин. И. Избранные письма. В 2 т. — М., 1969. — Т. 1. — С. 206.

4. Марк Матвеевич Антокольский (его жизнь, творение, письма и статьи). — СПб; М., 1905. — С. 89.

5. Репин И. Избранные письма. В 2 т. — М., 1969. — Т. 2. — С. 121.

6. К. Чуковский. Дневник. В 3 т. — М., 1994. — Т. 1. (1901—1929). — С. 346.

 
 
Портрет Льва Николаевича Толстого
И. Е. Репин Портрет Льва Николаевича Толстого, 1887
А.С. Пушкин на акте в Лицее 8 января 1815 года
И. Е. Репин А.С. Пушкин на акте в Лицее 8 января 1815 года, 1911
Дорога на Монмартр в Париже
И. Е. Репин Дорога на Монмартр в Париже, 1876
Портрет Яницкой
И. Е. Репин Портрет Яницкой, 1865
Портрет художника В. И. Сурикова
И. Е. Репин Портрет художника В. И. Сурикова, 1875
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»