Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

5. А.И. Сомову

[Начало декабря 1863 Флоренция]

[...] Вы требуете, чтобы описать Вам поподробнее все, что я видел. На это я Вам вот что скажу. В продолжение моего путешествия у меня составилась мало-помалу некоторая идея об искусстве европейском (вовсе не больно-то в пользу сего), что я изложил более или менее кратко в заметках более или менее плохих, в коих описываю и последнюю выставку в Брюсселе (четырехгодичная) довольно подробно. Рассказываю некоторые сюжеты картинок и устройство выставок, правила о приеме картин, их расстановке, на кого это возлагается и кем, все это весьма отлично от нашего, и нужно согласиться, что не в нашу пользу, что намерен послать копию отчета о моей прогулке по Европе в нашу Епидемию, ибо она того требует. Но в то же время она их бросает. В этом, я думаю, что не ошибаюсь. Вы могли бы сей отчет, если Вам это интересно, просто взять у Зворского1, а впрочем, если будет время и черняк, я Вам копию пришлю, исправленную и дополненную. В настоящее время я нахожусь во Флоренции и отныне впредь пробуду еще месяц. Нужно Вам признаться, что природа Италии подгуляла. Живописцы толкуют, что как-то линии красивы, но я того в толк не могу взять. После Швейцарии все слабо. В настоящее время пишу этюд с женщины вроде Магдалины. Сидит в печальной позе, волос изобилие, кругом скалы. Словом, захотелось женщину почувствовать, как говорится, ибо ни разу еще женского тела не писал, пишу в натуральную величину и нахожу, Что трудней мужчин. На теле мало зацепочек, все гладко. Кроме того, написал маленький эскиз, который буду писать в большом размере и которого некоторое микроскопическое подобие тут прилагаю.

Не знаю, понятен ли Вам сюжет, дело в том, что из двух сестер одна младшая замужем и у нее есть ребенок, с которым она дурачится: она молода, красива и счастлива. Другая — старшая перешла возраст, когда благоразумие предлагает не помышлять о своем счастье, а заняться или чужим делом, или святым писанием, что она делает в одну из минут, когда молодая мать, только покормив ребенка, с ним шалит, девица засмотрелась невольно на эту сцену (которую предполагается сделать красивой, ибо она дает к тому случай), забыла работу, и невольная грусть изобразилась на физиономии, а может быть, и слезы навернулись — это уж как мне вздумается — как Вы думаете, может из этого выйти толк? Подумайте, молодая женщина, этак некоторым образом в дезабилье, ребенок, роскошный капотень с ленточками, шитое атласное одеяльце, кружева, шаль, розовые щеки, кончик груди — и все в свету, а в стороне, менее освещенной, нечто отцветшее, хотя сохранившее признаки, четки, медальон на шее, около какое-нибудь подражание Христу и т. д. Помыслите и, если будет время, отпишите Ваше мнение, мной весьма ценимое, а может, Вам придет какая дополнительная черта в голову. Назвать я думаю — «Игра случая»2.

Нужно Вам заметить, что из художников я почти никого не видал; Чистяков в Риме. Проездом в Рим был во Флоренции знаменитый г. Иков, который пленен Парижем [...], а Карнеев с ним тоже разъезжает. Осталось восемь месяцев жить за границей, он собирается что-нибудь начать работать. Потом были архи[текторы]: Попов и Кольман, которых я не знаю. Последний, кажется, получил боль[шую] золотую медаль в Париже за рисунки Альгамбры. В Дюссельдорфе встретил Риццони, вместе ехали до Льежа, где и ночевали, отколе он направился в Голландию, а я в Бельгию. В Брюсселе почти в первый раз я глотнул досыта всякого художества, ибо до тех пор только в Дюссельдорфе видел кое-что, что я всегда предчувствовал и что в Брюсселе осуществилось. В Брюсселе я видел много хорошего, в том числе И. Трутнева, который меня удивил жалобой, что не у кого учиться и ничего не успевает. Послал какую-то вещь в Питер, видели Вы или нет? Что сие есть? Когда-то он много обещал, говорили, что он наш лучший жанрист, все после «Благословения рекрута», картины, которую следовало бы повесить в рекрутском присутствии между портретом Нико[лая] Пав[ловича] и станком. Должно быть, давно хотелось публике что-нибудь из современного быта3. Жанр всюду выгнал живопись историческую, с тех пор, как уехал из России, не видал ни одной, стоящей внимания, исторической картины. На выставках, если и встретится, то ей везде отведены самые высокие места под потолком, и все плохо, точно так же, как и у нас, та же скука и казенщина и отсутствие натуральности.

Можно сказать по совести, что наша Академия, если не самая лучшая, то из лучших, да нет, просто лучшая. Такой галереи, как у нас в Академии, теперь нет нигде в академиях. Эта галерея могла бы составить отдельный музей для какого-нибудь немецкого столичного города. В Академии Берлинской три комнаты, набитые хламом, составляют галерею Академии, в Брюсселе Академия где-то в подвале так, что и отыскать ее нельзя. Во Флоренции натурный класс есть Академия, да и вообще смысл их не тот. Если бы казенных профессоров поразогнать, так наша Академия была бы отличная. А немец, что за бестолковый народ. Особенно в Берлине и Дрездене я не заметил никакого движения, все пишут медхенов с козочкой или итальянских бандитов, великий Каульбах скорей большой Каульбах, чтобы сделать его фрески понятными, надо кругом голов или из рта пустить надписи, — и пестро так написано, несмотря что сюжеты важные, точно французский ситец4. В Милане и Palazzo Brera опять повстречал исторические сюжеты: и Юдифь, и Андромеду, и всякую мифологию, произведения современной кисти до того исторические, что точь-в-точь писал Солдаткин5 или Иков. И здесь во Флоренции встречаю исторические картины, точно Иков — те же пороки и то же отсутствие достоинства. Во Флоренции говорят, в живописи есть движение вперед, я обошел все выставки и меня поразило удивительное собрание посредственностей, так и видно, что учиться лень, а денежки хочется зарабатывать, и притом самое жалкое подражание французам, например мальчик идет с зеленым зонтиком, который заслонил солнце, и этот сквозящий зонтик и мальчик, идущий по дорожке, делают яркое пятно. Ну вот и картина, намазано вообще, а в подробностях ничего не разберешь, и все такие пошлости. Здесь есть некто Усилио Усси, которого равняют с Поль де ля Рошем6, которого картина висит в здании, где устроена выставка, — «Изгнание духа». С нее сделали гравюру. Картина, впрочем, не делает большого впечатления, флорентинцам она должна нравиться, ибо духу гонят. Можно положительно сказать, что нам технике нечего учиться у иностранцев, уж если на то пошло, так скорее пусть они учатся (перечитывая, я заметил, что в этом месте я раскатился). Их сила не в том, живописцев у нас довольно, и что такое живопись, и какие ее требования, мы не хуже их знаем, а я думаю, что у нас нет художников, т[о] е[сть] вру, есть, да по России мало, только начинаются. Но 10—15 лет — у нас будет их довольно! Я помню несколько картин на нашей выставке, которые бы смело могли стоять в Брюсселе, хотя бы, например маленькая вещица Кошелева «1-е число»; что кидается в глаза7, это разница между направлением нашего жанра и заграничного. От нашего все Щедриным несет, между тем европейский скорее отзывается Тургеневым или даже послаже. В Брюсселе на выставке было до 5 картинок, сюжет которых был — молодая мать кормит грудью ребенка, и все тут. Вообще много сцен из внутренней жизни семьи, трактованных большею частью без всякого дальнейшего размышления или задней мысли, а просто как камеробскура. А нашего направления с задней мыслью, всегда почти горькой, я положительно не видал ни одной вещи, разве кончина какой-нибудь канареечки. А впрочем, вспомнил, вместо канареечки картину в Кельне в музее — «Смерть дочери Кромвеля», и сам он тут8. Хорошо, как говорит Калинин. Из скульпторов во Флоренции более замечательный и нам известный Дюпре9, а также нам известный, хотя не столь замечательный Забелло. Из русских — Мечников и Пряничников, оба служившие у Гарибальди, люди вольных мыслей.

[...] Собственно, что касается до меня, то я чувствую себя несколько лучше, чем в России. Жизнь не такая терпкая. В Италии мало кто думает, ибо мало кто умеет, остается только делать не задумываясь, а это идеал, к которому, по моему мнению, следует мне стремиться, и, право, я был бы очень доволен (очень многие мне завидуют из провинции), но у меня есть особый талант быть недовольному во что бы то ни стало, а иногда и хандрить, и как бы при благоприятной обстановке ни с того, ни с сего терять ко всему вкус и скучать по черт побери! Может оно, как-нибудь там так и нужно, не переделаешь.

Примечания

1. См. письмо 8. Зворский В.К. — производитель дел в Академии художеств.

2. Рисунок в подлиннике письма не сохранился. Речь идет о картине «У чужого счастья» («Материнское счастье», «Две судьбы», или «Игра случая», 1865, частное собрание). Экспонировалась на годичной выставке Академии осенью 1865 года.

3. Чистяков П.П. — исторический живописец и педагог. Окончив Академию в 1861 году, был послан осенью 1862 года пенсионером за границу.

Иков П.П. — исторический живописец и портретист. В 1858 году получил большую золотую медаль, в 1860 как пенсионер уехал за границу.

Карпеев А.Е. — живописец-жанрист я педагог. Получил в 1860 году большую золотую медаль, в 1861 был отправлен пенсионером за границу.

Попов А.П. — архитектор, пенсионер Академии с 1862 года.

Кольман К.К. — архитектор. С 1858 года пенсионер Академии за границей. В 1864 году, по возвращении в Россию, был признан академиком за рисунки по реставрации Альгамбры.

Риццони А.А. — живописец-жанрист. В 1861 году уехал как пенсионер Академии за границу, где и прожил большую часть жизни.

Трутнев И.П. — живописец-жанрист и педагог. В 1859 году был отправлен пенсионером Академии за границу. В 1865 году вернулся в Россию, не окончив срока. За картину «Крестьянин благословляет сына своего в ополчение», о которой пишет Мясоедов, художник в 1855 году получил золотую медаль «за экспрессию».

4. В 1847—1866 годах немецкий исторический живописец В. Каульбах исполнил в Новом королевском музее в Берлине фрески на сюжеты, изображающие «важнейшие события мировой истории».

5. Солдаткин П.И. — исторический живописец, учился в Академии с 1852 по 1857 годы, получил при окончании звание классного художника. Автор картин «Фидиас представляет Периклу модель статуи Минервы», «Сергий благословляет Дмитрия Донского на брань с Мамаем» и т. п.

6. Очевидно, речь идет о Стефано Усси — итальянском историческом живописце, жанристе, портретисте и пейзажисте.

Деларош П. — французский исторический живописец, изображавший преимущественно события средневековья.

7. Кошелев Н.А. — исторический живописец, жанрист и педагог. За картину «Первое число» получил в 1862 году вторую серебряную медаль. (Местонахождение неизвестно).

8. Картина немецкого исторического живописца и портретиста Ю. Шрадера «Кромвель у постели больной дочери», 1859.

9. Дюпре Дж. — итальянский скульптор.

 
 
Лесной ручей. Весной
Г. Г. Мясоедов Лесной ручей. Весной, 1890
Пристань в Ялте
Г. Г. Мясоедов Пристань в Ялте
Крым. Осенний вид
Г. Г. Мясоедов Крым. Осенний вид
Автопортрет
Г. Г. Мясоедов Автопортрет
Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе
Г. Г. Мясоедов Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе, 1862
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»