Дневник Корба

Одним из важнейших источников, которым пользовался Суриков, был «Дневник» секретаря австрийского посольства Корба¹. Этот дневник своими описаниями жестокостей пыток и казней вызвал резкое недовольство Петра, потребовавшего от австрийского правительства уничтожить экземпляры этого сочинения и воспретить его продажу. Уже один этот факт должен был убедить Сурикова в том, что в дневнике Корба содержатся такие ценные фактические сведения и подробности стрелецких казней, каких он не найдет в литературе, так или иначе одобренной Петром. Но и после смерти Петра, на протяжении более двух столетий, «Дневник» Корба был книгой, фактически запрещенной в царской России.

Первое извлечение из «Дневника» было напечатано в России в виде пересказа в 1840 году, но оно касалось обычаев, одежды и обходило казни². Также не включены главы Корба о казнях стрельцов в число отрывков, опубликованных в 1860 году М. Семевским³.

И только в 1861 году впервые появляются в русском журнале материалы Корба о бунте и казнях стрельцов⁴, а в 1867 году выходит первое издание «Дневника» Корба на русском языке.

Суриков многое почерпнул в тексте «Дневника» и в приложенных к нему гравюрах. В «Дневнике» Корб дважды и очень подробно описывает казни стрельцов — в календарных записях соответствующих дней и в конце книги в разделе «Краткое описание опасного мятежа стрельцов в Московии», где рассказывается о восьми казнях в октябре 1698 года. Отметим те моменты, которые, как нам кажется, были использованы Суриковым. В записи от 13 февраля 1699 года Корб сообщает о казни 200 стрельцов: «На пространной площади, прилегающей к Кремлю, были приготовлены плахи... Его царское величество приехал туда в карете и, проехав через ужасную площадь, остановился неподалеку от нея... Между тем злополучная толпа осужденных наполнила вышеозначенную площадь. Тогда царь пошел туда для того, чтобы при нем были казнены те, которые в отсутствие его составили святотатственный замысел...». Писарь во всеуслышание читал народу приговор на мятежников. «Народ молчал и палач начал трагедию. Несчастные должны были соблюдать известный порядок: они шли на казнь поочередно»⁵.

В картине Сурикова вместо плах — виселицы. Но замечание Корба о порядке казни поочередно было учтено Суриковым и послужило той партитурой развертывания событий, по которой строится композиция картины.

Далее у Корба читаем о стрельцах: «На лицах их не видно было ни печали, ни ужаса предстоящей смерти»⁶. Корб пишет, что он не считает за мужество подобное бесчувствие к смерти; по его мнению, оно проистекает у стрельцов не от твердости духа, а от сознания того, что они себя обесчестили преступлением и от воспоминаний об ужасных истязаниях, перенесенных ими, которые внушили им отвращение к жизни. Суриков использовал запись Корба о том, что на лицах стрельцов не видно было страха перед смертью, но совершенно иначе раскрыл психологические причины такого поведения. Стрельцы Сурикова и перед казнью остаются верны своим взглядам, глубоко убеждены в своей правоте и готовы страдать до конца, но не отречься. Рассматривая розыск, предшествовавший казням, Добролюбов писал: «...если запирательство и молчание стрельцов были умышленны, а не происходили вследствие того, что они действительно ничего не знали и ничего не могли говорить, — в таком случае каждый из них превосходит в героизме Муция Сцеволу и Регула»⁷. Стрельцы Сурикова проявляют перед казнью такое мужество и презрение к смерти.

Один из них, — пишет далее Корб, — «подойдя по очереди к плахе, сетовал, что должен безвинно умереть. Царь, находившийся от него только на один шаг расстояния, отвечал: «Умри, несчастный! А если ты невинен, пусть вина за пролитие твоей крови падет на меня!»⁸ На картине Сурикова среди стрельцов нет ни одного, который бы сетовал на то, что он невинно погибает. Но фраза, оказанная Петром, вполне может быть отнесена к решительному, беспощадному взгляду суриковского Петра. На обеде у Гордона, по окончании казни, Петр рассказывал «о закоренелости одного из осужденных, который в минуту, как лечь на плаху, осмелился сказать царю, стоявшему, вероятно, слишком близко к плахе: «Посторонись, государь! Это я должен здесь лечь»⁹, — фраза, запомнившаяся Сурикову надолго и пересказанная им Волошину.

В рассказе Корба об октябрьских казнях описана площадь в Преображенском: «Всех иностранцев, находившихся в числе зрителей, не допускали близко к месту исполнения казни; весь полк гвардейский был в строю, в полном вооружении; немного далее, на более возвышенном месте площади, толпились Москвитяне»¹⁰.

Суриков изобразил казнь на Красной площади, но использовал сведения Корба о гвардейском полке, выстроив шеренги преображенцев вдоль стены Кремля.

Казнь стрельцов. Гравюра неизвестного мастера

Далее Корб описывает осужденных, которые «в небольших московских телегах ждали смертной казни. Для каждого преступника телега, при каждой телеге солдат»¹¹, — совершенно то же видим и на картине Сурикова. Корб пишет, что при казни не было священника якобы потому, что осужденные считались недостойными этого, «однако ж каждый из них держал в руках восковую свечу, чтобы не умирать без освящения и креста». Эту конкретную подробность (изображенную также на гравюре у Корба) Суриков использовал наилучшим образом.

«По обеим сторонам каждых городских ворот стояла двойная виселица, на каждую из них было повешено по шести мятежников. Стрельцы были приведены на место казни, и отдельными кучками, по шести человек в каждой, разведены по отдельным двойным виселицам»¹².

И здесь Суриков следовал описанию Корба. В картине на первом плане изображены шесть стрельцов. Справа в глубине — двойные виселицы с приставленной лестницей, в точности повторяющие гравюру в «Дневнике» Корба.

У Корба говорится, что стрельцы «не были ни связаны, ни закованы, но они были в колодках»¹³. Суриков в картине использует колодки, но для усиления характеристики отдельных стрельцов изображает их также закованными и связанными.

В описании шестой казни (27 октября) Корб сообщает о Петре: «...сам Царь, сидя на лошади, смотрел на эту трагедию»¹⁴. И хотя эта казнь была в Преображенском и стрельцов там обезглавливали, а не вешали, Суриков использовал образ сидящего на коне и наблюдающего казнь Петра в изображении казни на Красной площади. Стоящая у башни справа группа иностранцев и москвитян также подсказана «Дневником».

Мы рассмотрели описания стрелецких казней и изображение их на гравюре в «Дневнике» Корба. Сопоставление некоторых подробностей, сообщенных Корбом, с картиной «Утро стрелецкой казни» показывает, что Суриков многое взял из «Дневника», но подошел к этому важному источнику с полной творческой самостоятельностью, руководствуясь при отборе материала соображениями идейного содержания и художественной выразительности картины, а не археологической точности. Поэтому он соединяет в одной сцене подробности, относящиеся к казням, совершенным в разное время¹⁵, в разных местах и различными способами: казни 13 февраля на Красной площади (очередность казни, вопли стрельчихи, плач детей); 10 октября в Преображенском (строй гвардейцев, одежда Петра, телеги, свечи и колодки стрельцов, горе женщин), 13 февраля и 17 октября (казнь группами по 6 человек); 27 октября в Преображенском (Петр, наблюдающий казнь, сидя верхом на коне, и т. д.).

Следовательно, Суриков ставил своей задачей изобразить не какую-то одну определенную казнь стрельцов, бывшую такого-то числа на Красной площади, а дать художественное обобщение, собирательный образ расправы Петра со стрельцами. Это подтверждают слова самого автора о своей картине и изображенных в ней событиях: «Утро стрелецких казней»: хорошо их кто-то назвал»¹⁶, то есть многих казней а не какой-либо одной.

Отношение Сурикова к материалам Корба — пример подлинно творческого использования источников, основанного на самостоятельной переработке и обобщении, а не на простом копировании исторических подробностей.

Примечания

1. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента, посла императора Леопольда I, к царю и великому князю Московскому Петру Первому в 1698 году, веденный секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом». Перевод с лат. Б. Женева и М. Семевского. М., 1867.

2. В статье А. Рославского, в книге IV «Очерков России». М., 1840, издававшихся Вадимом Пассеком.

3. «Россия в 1699 году. Дневник Иоганна Георга Корба». — «Библиотека для чтения», 1860, № 159.

4. «Восстания и казни стрельцов в 1698 году. (Рассказ очевидца И.Г. Корба)». — «Отечественные записки», т. CXXXIII, 1861.

5. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом», стр. 141—142.

6. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом», стр. 142.

7. Н.А. Добролюбов, Соч., т. II, Спб., 1896, стр. 173.

8. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 142.

9. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 142. Далее в записи сообщается, что в этот день из 150 человек только трое сознались в преступлении и просили о помиловании, а также рассказывается о том, что Меншиков ездил по городу и на перекрестках показывал обнаженный меч, предвещая казни следующего дня (стр. 143).

10. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 225.

11. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 226.

12. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 226.

13. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 227.

14. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 229.

15. В датировке казней Корб допускает неточности, исправленные М. Богословским. Кроме того, в книге М. Богословского, в отличие от «Дневника» Корба, даты казней даны по старому летоисчислению.

16. Максимилиан Волошин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 6—7, стр. 56.